"сказание" авраамия палнцына. Неистовый авраамий палицын

23 сентября исполнилось 390 лет со дня кончины Авраамия Палицына, келаря Троице-Сергиева монастыря, знаменитого писателя и историка, автор повести об осаде Троицкого монастыря поляками «История в память предыдущим родом», известное как «Сказание».

Небезынтересным для читателя покажется свидетельство русского историка В.О. Ключевского о Смутном времени: «Страна представляла собой зрелище полного видимого разрушения. Поляки взяли Смоленск; польский отряд сжег Москву и укрепился за уцелевшими стенами Кремля и Китай-города, шведы заняли Новгород и выставили одного из своих королевичей кандидатом на московский престол… первое дворянское ополчение под Москвой со смертью Ляпунова расстроилось. Государство, потеряв свой центр, стало распадаться на составные части, чуть не каждый город действовал особняком, только пересылаясь друг с другом».

Авраамий (до пострижения – Аверкий Иванович) происходил из старинной служилой дворянской семьи. Большинство представителей рода Палицыных прославились на ратном поприще, служили стряпчими, подьячими, писцами при дворцовом хозяйстве, в приказах или местных учреждениях, несли службу при князьях и царях.
Как выяснилось, Аверкий был не единственным писателем в своем роду. Как летописец и составитель списка митрополитов прославился и другой Палицын, по имени Варлаам (вторая половина XVI в.), – келарь московского Чудова монастыря.

По преданию, родоначальником Палицыных был выходец из Литвы – Иван Микулаевич. В 1373 г. он перебрался в Москву и служил воеводой у великого князя Димитрия Донского. Прозвище «Палица» доблестный воин Иван получил на Куликовом поле, потому что «был весьма силен, храбр и славен» и действовал в бою железной палицей весом в полтора пуда (около 25 кг).

Аверкий Палицын был сыном дворянина Ивана Федоровича Палицына и его жены Матрены, проживавших в селе Протасьеве близ Ростова Великого. Предположительно, он родился в середине 1550-х гг. и уже в 80-х гг. XVI столетия служил воеводой в городе Коле неподалеку от современного Мурманска.

В 1588 г., во время правления царя Федора Иоанновича, Аверкий Палицын подвергся опале (причина которой не установлена) и постригся в монахи Соловецкого монастыря (одного из крупнейших центров отечественной книжности) с именем Авраамий.

После возвращения из ссылки некоторое время он пребывал в Троице-Сергиевом монастыре, а затем был назначен на административную должность в Богородицко-Свияжский монастырь. При царе Василии Шуйском Авраамий был назначен келарем Троице-Сергиева монастыря. Келарь был значимым лицом в монастыре и играл огромную роль в его хозяйственной деятельности.

Во время правления Василия Шуйского келарь Троице-Сергиева монастыря проявил себя как талантливый государственный деятель, в частности, добившись понижения цены на хлеб в фактически осажденной столице. В 1610 г. в составе русского посольства Авраамий был отправлен к польскому королю Сигизмунду III. С помощью щедрых даров (в числе которых 40 соболей и серебряный кубок) Авраамий добился от польского короля подтверждения различных льгот монастырю. Однако, не веря в успех посольства, Авраамий самовольно вышел из его состава. Патриарх же с посольством провели в польском плену почти девять лет.

Все это время Авраамий активно участвовал в политических событиях, развертывающихся в стране. Вместе с архимандритом Троице-Сергиева монастыря Дионисием он рассылал грамоты по городам, призывающие русских людей на защиту родной земли, содействовал победе ополчения под руководством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, был активным участником Земского собора 1613 г., избравшего русским царем Михаила Романова.

После возвращения в Россию из Польши Патриарха Филарета Авраамий удалился в Соловецкий монастырь, где и скончался в 1626 г. 23 сентября (н. ст.). Здесь, в Соловецком монастыре с его богатыми литературными традициями, Авраамий Палицын много работал над своим главным произведением – знаменитым «Сказанием», завершенным в 1620 г.

«Сказание» – своего рода исторический сборник, основу которого составляет рассказ об осаде Троице-Сергиева монастыря польскими войсками, которая длилась 16 месяцев. Окончательная версия «Сказания» состоит из 77 глав. Первые шесть охватывают период конца XVI–XVII вв. Название этой части говорит само за себя: «Сказание коих ради грех попусти Господь Бог наш праведное Свое наказание и от конец и до конец всея России и како весь славе некий язык возмутися и все места по России огнем и мечом поедены быша». С каждой строчкой проясняется позиция автора, считавшего, что причина Смуты – грехи людей.

Вторая часть «Сказания» – самая большая (главы 7–52). В переводе на современный русский язык она называется: «Сказание о том, что произошло в доме Пресвятой и Живоначальной Троицы и как заступничеством Пресвятой Богородицы и по молитвам великих чудотворцев Сергия и Никона избавлена была эта обитель от польских и литовских людей и русских изменников».

Десять лет трудился Авраамий над «Сказанием», стремясь к максимальной достоверности описываемых событий. В рассказ о героической обороне Троице-Сергиева монастыря вошли записки участников осады, свидетельства оставшихся в живых иноков, «святых по облику и здраво рассуждающих», «благоразумных воинов» и прочих христиан. Многие из них были свидетелями «великих чудес, совершенных преподобными отцами Сергием и Никоном Радонежскими», помощи святых в борьбе с врагами.

Таким образом, соответствующий материал был собран. Теперь предстояла не менее простая задача – отобрать среди великого множества источников – наиболее важные, достойные стать частью сего исторического повествования. Сам автор об этом пишет в предисловии так: «И из заслуживающего славы великого я выбрал малое – как бы зачерпнул горсть воды из морской пучины, чтобы хоть немного напоить божественным словом жаждущую душу». Автор снова повторяет, что создал свое «Сказание» «на память нам и последующим за нами родам».

Перед тем как приступить к его написанию, Авраамий долго сомневался в своих силах и способностях. Однако подобные опасения были напрасны, и Авраамию удалось полностью реализовать свое литературное призвание, впервые заявив о себе как о даровитом писателе. В «Сказании» на авансцену исторических событий выходит уже отдельная человеческая личность, большое внимание уделяется изображению подвигов простых людей, их роли в деле спасения родины. Профессор Н.К. Гудзий отмечал значительный вклад Авраамия Палицына, отличавшегося незаурядным умом и острой наблюдательностью, в историю Смуты. Трудно переоценить и литературные достоинства произведения. Палицын «прекрасно владел литературной речью, умел дать порой яркий художественный образ и поднимался до высокого публицистического пафоса и подлинного красноречия».

Большое литературное дарование автора проявилось в ярком художественном описании героической обороны Троице-Сергиева монастыря от интервентов. Вражеские отряды, осаждавшие монастырь в течение 16 месяцев, насчитывали от 20 до 30 тыс. человек, тогда как защитников было не более 2,5 тыс. Подлинными героями и патриотами у него выступают люди из народа: простые воины, крестьяне, чернецы. Один красочный эпизод сменяется другим, череда подвигов, совершаемых местным населением, создает впечатляющую картину русской народной доблести. При этом автор приводит имена конкретных людей. Так, крестьяне Никон Шилов и Слота подожгли и взорвали подкоп ценою собственной жизни. Сильный и ловкий Данило Селевин саблей посек многих литовских людей, а сверх того и трех вооруженных конников погубил. Подлинным былинным богатырем показан Ананий Селевин, который один бился против множества неприятелей, «и никто из сильных поляков и русских изменников не смел к нему приближаться, только ловили они случай убить его из ружей издалека. Ведь все его знали». Даже конь у Селевина особенный, богатырский, «и по коню его многие узнавали, ибо столь быстрым был тот конь, что из гущи литовских полков убегал, и не могли его догнать».

Из текста произведения можно составить довольно полное представление и о его авторе – человеке начитанном и литературно одаренном. Обширная осведомленность Авраамия в разных областях знания вызывает тем большее восхищение, если учесть, что в молодости он не получил систематического образования: «училища николиже видех». Однако это не помешало ему прекрасно изучить Святое Писание. Проштудировал он и творения отцов Церкви– Афанасия Александрийского, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. Хорошо разбирался Авраамий и в трудах по церковной и всеобщей истории, географии и философии. При написании «Сказания» Авраамий опирался на такие литературные источники, как «Житие Преподобного святого Сергия Радонежского», «Троянская история» Гвидо де Колумна, «Повесть о взятии Царьграда турками» Нестора Искандера, «Казанская история», сочинения Максима Грека. В «Сказании» встречаются прямые заимствования из послесловия к Острожской Библии; знаком был автор также и с публицистическими сочинениями своего времени, такими как «Сказание и повесть о Гришке Отрепьеве и о похождении его», обращался он к документам Посольского и Разрядного приказов, к летописным источникам, в частности к Хронографу 1616 г.

В Троице-Сергиевом и Соловецком монастырях в распоряжении будущего писателя находились крупнейшие монастырские библиотеки России, что давало ему уникальную возможность постоянно самообразовываться. Как свидетельствует современник Авраамия Палицына – Арсений Глухой, это был обычный тогда путь для тех, кто хотел получить серьезное образование.

Любопытным документом является «Жалованная грамота Палицына Троице-Сергиеву монастырю на вотчину села Лазарева… на книги – всего на вклад во сто рублев». Из нее интересно узнать, какие книги были у келаря в личном пользовании: «Се аз Живоначальные Троицы Сергиева монастыря келарь старец Авраамий Палицын дал книг новых: Евангелие письменное, да печатных два Евангелия, напрестольное, листы по краям золочены, два Апостола, две Триоди постных, две Триоди цветных, Минея общая, да письменных уставов неведомых все в Шесть. Псалтырь со следованием в четверть, Шестподневец на всю седьмицу, а в нем Апостол, Евангелие, Псалтырь, Часовник сполна в полдесть немного подержан, ценою архимандрита Дионисия, и казначея, и уставщика, и старцев соборных за сорок два рубля… И всего много вкладу сто рублев по своих родителей и по себе».

Известно также, что Авраамий Палицын следил за тем, как велась перепись книг в Троице-Сергиевом монастыре. Так, по его повелению инок Иона переписывал беседы Иоанна Златоуста на евангельские темы. В XIX в. была найдена оставшаяся после смерти старца «Псалтырь старца Авраамия Палицына, пожившего здесь в обители на Соловках на своем обещании, идеже пострижен». В библиотеку монастыря поступило и рукописное «Житие Преподобного святого Сергия Радонежского», переданное в дар Палицыным.

Сразу после выхода в свет «Сказание» завоевало большую популярность. Одних лишь рукописных копий «Сказания» насчитывается более 200. Записи, оставленные на полях этих рукописей, показывают, что оно было широко распространено среди всех слоев населения: книговеды обнаружили несколько десятков автографов бояр, дворян, представителей духовенства, купцов, посадских людей, мещан, а также крестьян.

О том, что память об Авраамии жива в веках, наглядно свидетельствует знаменитый памятник «Тысячелетие России» в Новгороде Великом, созданный по проекту скульптора М.О. Микешина. Скульптура была торжественно открыта в 1862 г. на территории Новгородского кремля, напротив Софийского собора. На ее барельефе изображены государственные деятели и полководцы, выдающиеся ученые, писатели, просветители и подвижники Русской Православной Церкви. Среди них Авраамий Палицын занимает почетное место – в группе «военных людей и героев», после Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского – руководителей Второго земского ополчения, освободившего Москву от польско-литовской интервенции в октябре 1612 г., и рядом с Иваном Сусаниным.

СКАЗАНИЕ АВРААМИЯ ПАЛИЦЫНА

ПРИХОД ПОД ТРОИЦКИЙ СЕРГИЕВ МОНАСТЫРЬ ПАНОВ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ ИЗМЕННИКОВ, ГЕТМАНА ПЕТРА САПЕГИ И ПАНА АЛЕКСАНДРА ЛИСОВСКОГО И ИНЫХ МНОГИХ

В год 7117-й (1609), в царство благоверного и христолюбивого царя и великого князя Василия Ивановича всея Руси и при святейшем патриархе Гермогене Московском и всея Руси, и при архимандрите пресвятой и пребезначальной Троицы Сергиева монастыря Иоасафе и при келаре старце Авраамии Палицыне, по попущению божию за грехи наши сентября в 23 день в зачатие достойного чести и славы пророка и предтечи, крестителя господня Иоанна, пришли под Троицкий Сергиев монастырь литовский гетман Петр Сапега и пан Александр Лисовский с польскими и с литовскими людьми и с русскими изменниками по Московской дороге.

И когда был он на Клементьевском поле, находившиеся в осаде люди, выйдя за стены, конные и пешие, великий бой с ними совершили, и по милости пребезначальной троицы многих литовских людей побили, а сами в город здравыми возвратились.

Богоотступники же, литовские люди и русские изменники, это увидев, закричали мерзкими голосами, быстро и грозно обходя со всех сторон Троицкий Сергиев монастырь. Архимандрит же Иоасаф и весь освященный собор со множеством народа вошел во святую церковь святой живоначальной Троицы, к образу пресвятой богородицы и многоцелебным мощам великого чудотворца Сергия, молясь со слезами об избавлении. Городские же люди, находившиеся вокруг обители, слободы и разные службы предали огню, чтобы не было врагам ни жилища, ни укрытия в них. Гетман же Сапега и Лисовский, рассмотрев места, где им с войском своим стоять, и разделившись, начали строить себе станы и поставили два острога, а в них возвели многие укрепления и все пути к обители заняли, так что никто не мог пройти мимо них в дом и из дома чудотворца.

ОБ УКРЕПЛЕНИИ ОБОРОНЫ

Бывшие же в осаде воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий да Алексей Голохвастов, и дворяне решили с архимандритом Иоасафом и с соборными старцами, что следует укрепить стены обороной и всех людей привести к крестному целованию, и главными быть старцам и дворянам, и разделить городские стены, и башни, и ворота, а орудия установить по башням и в подошвенных бойницах, чтобы каждый из них знал и охранял свою сторону и место и все, что для брани потребно, приготовил, и с идущими на приступ людьми бился бы со стены, а со стен на иную ни на какую службу да не сходил бы. А на вылазку и в подкрепление к тем местам, где будет приступ, людей особо отделяют.

В праздник же, светло торжествуемый, памяти преподобного отца нашего Сергия-чудотворца, сентября в 25 день, не было той ночью ничего другого от городских людей слышно, кроме воздыхания и плача, поскольку многие, надеясь, что вскоре минует великая эта беда, сбежались из окрестных мест.

И такая теснота была в обители, что не было места свободного. Многие же люди и скотина остались без крова, и бездомные тащили всякое дерево и камень на создание прибежищ, потому что осени время настало и зима приближалась. И друг друга отталкивали от вещи брошенной, и, всего потребного не имея, все изнемогали; и жены детей рожали перед всеми людьми. И невозможно было никому со срамотою своею нигде скрыться. И всякое богатство не береглось и ворами не кралось, и всякий смерти просил со слезами. И если бы кто и каменное сердце имел, и тот, видя эти тесноту и напасти, восплакался бы, потому что исполнилось на нас пророческое слово реченное: «Праздники ваши светлые в плач вам преложу и в сетование, и веселие ваше в рыдание». < ... >

О КРЕСТНОМ ЦЕЛОВАНИИ

Когда же завершились всенощное славословие и молебен, тут же собралось множество народа, и по совещании начальников и всех людей было крестное целование, что сидеть в осаде без измены. Первыми воеводы князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов целовали животворящий крест господень у раки чудотворца, а затем также и дворяне, и дети боярские, и слуги монастырские, и стрельцы, и все христолюбивое воинство, и все православные христиане. И с той поры было в городе братолюбие великое, и все с усердием без измены бились с врагами. И тогда литовские люди поставили стражу многую вокруг Троицкого монастыря, и не было проходу ни из ограды, ни в ограду. < ... >

О ПОСТАВЛЕНИИ ОКОЛО ГОРОДА СТЕНОБИТНЫХ ПРИСПОСОБЛЕНИИ

Того же месяца в 30 день богоборцы Сапега и Лисовский, < ... > увидев, что не покорились им люди в городе, и исполнившись ярости, повелели всему своему литовскому и русскому воинству приступить к стенам со всех сторон и начать бой. Городские же люди бились с ними крепко. Сапега и Лисовский повелели туры прикатить и орудия поставить. И той ночью туры многие прикатили и орудия поставили. Первые за прудом на горе Волокуше; вторые тоже за прудом возле Московской дороги; третьи за прудом же в Терентьевской роще; четвертые на Крутой горе против мельницы; пятые туры поставили на Красной горе против Водяной башни; шестые поставили на Красной же горе против погребов и пивного двора и келаревых келий; седьмые по Красной же горе против келарских и казенных палат; восьмые же в роще тоже на Красной горе против Плотничьей башни; девятые туры поставили на Красной же горе возле Глиняного оврага, против башни Конюшенных ворот. И возле туров выкопали ров большой: из рощи от Келарева пруда и до Глиняного оврага, и вал высокий насыпали, так что по тому валу конные и пешие люди ходили.

О НАЧАЛЕ СТРЕЛЬБЫ ПО ГОРОДУ

Месяца октября в 3 день начали бить из-за всех туров, и били по городу шесть недель беспрестанно изо всех орудий, и из верховых, и раскаленными железными ядрами. Обитель же пресвятой и живоначальной Троицы покрыта была десницею вышнего бога, и нигде ничего не загорелось. Ибо огненные ядра падали на пустые места, в пруды и в ямы выгребные, а раскаленные железные ядра из деревянных домов не успевшими вреда причинить извлекали. А какие застрявшие в стенах и не заметят, те сами остывали. Но воистину дело то было промыслом самого превечного бога вседержителя, который творит преславное ему известными неизреченными своими путями. Бывшие же на стенах города люди, не имея возможности стоять, прятались за стены: ибо из рвов и из углублений в промежутки между зубцами прицелены были пищали. И так люди стояли неотступно, ожидая приступа, и ради того одного и крепились. А кто был в башнях у орудий, тем великая беда была и мучения от стрельбы. Ибо стены городские тряслись, камни рассыпались, и все жестоко страдали. Но удивительно при этом устраивалось богом все: во время стрельбы видели все, как плинфы рассыпались и бойницы и стены сотрясались, ибо по одной мишени с утра и до самого вечера велась стрельба, стены же все нерушимы пребывали. Сообщали часто об этом враги, говоря: «Видим всегда при стрельбе огонь, исходящий от стен, и удивляемся тому, что не от камня, а от глины искры сыплются».

И были в городе тогда теснота большая, скорбь, беды и напасти. И у всех тогда оказавшихся в осаде кровью сердца кипели, но полезного дела, которое они начали, они не прекращали. Смерти они ожидали, но на господа бога упование возлагали и всячески врагам сопротивлялись. А еще ругались богоборцы-лютеране, собачьими своими языками богохульные слова говоря, чтобы не имели они никакой надежды на господа бога. «Не сможете вы, - говорили они, - избежать рук наших никак». Так же поносили они имя великого чудотворца Сергия, и иной многий и богохульный вздор говорили. < ... >

О РВЕ И ПОДКОПЕ

Того же месяца октября в 6 день они повели ров из-под горы от мельницы возле надолб на гору к Красным воротам и к надолбам, покрывая досками и засыпая их землей. И довели ров на гору против Круглой башни.

Того же месяца в 12 день от того рва они повели подкопы под круглую угловую башню против Подольного монастыря.

О ПРИГОТОВЛЕНИИ К ПРИСТУПУ, О ПИРШЕСТВЕ И ОБ ИГРАХ

Того же месяца в 13 день Сапега устроил пир великий для всего войска своего и для крестопреступников, русских изменников. И весь день бесились они, играя и стреляя, к вечеру же начали скакать на конях своих многие люди со знаменами по всем полям по Клементьевским и по монастырским около всего монастыря. Потом и Сапега из своего табора вышел с большими полками вооруженными и стал со своим полком у туров за земляным валом против погреба, Келарской и Плотничьей башен и до Благовещенского оврага, а Лисовского Александра полки - по Терентьевской роще до Сазанова оврага и по Переяславской и по Угличской дороге, по-за Воловьим двором до Мишутина оврага. Из орудий же из-за всех туров, из многих пушек и пищалей по городу били они беспрестанно.

О ПРИХОДЕ ПЕШИХ ЛЮДЕЙ К ГОРОДУ

Ночью же той в первом часу множество пеших людей литовских и русских изменников устремились к монастырю со всех сторон с лестницами и со щитами и с турусами рублеными на колесах, и, заиграв во многие трубы, начали они приступ города. Горожане же бились с ними со стен городских, также били из многих пушек и пищалей и, насколько могли, много побили литвы и русских изменников. И так милостью пребезначальной троицы и по молитвам великих чудотворцев не дали им тогда близко к городу подойти и никакого вреда городу причинить. Они же, безрассудством своим загубив многих людей своих, отошли от города. Турусы же, и щиты, и лестницы побросали. Наутро же из города вышедшие все их в город внесли и предали огню, пищу на них готовя.

Литовцы же и русские изменники, вновь таким же образом приходя, досаждали горожанам, нападая на город семь дней без отдыха. А иногда подъезжали к городу со страшными угрозами и руганью, иногда же, льстя, уговаривали сдать город и показывали множество воинов, чтоб убоялись горожане. И чем больше враги пугали их, тем больше бывшие в городе укреплялись против них. И так окаянные лютеране и русские изменники понапрасну трудились и ни в чем не преуспели, но только своих многих погубили. < ... >

О ВЫЛАЗКЕ И О ПОИМКЕ ПАНА БРУШЕВСКОГО

Воеводы князь Григорий и Алексей со всем христолюбивым воинством, отпев молебен соборно, устроили вылазку на Княже поле в Мишутинский овраг на заставы ротмистра Брушевского и на Суму с товарищами. И божьею помощью заставу побили и ротмистра Брушевского Ивана взяли, а ротмистра Герасима на Княжом поле и заставу его побили, а Сумину роту гнали, побивая, до Благовещенского оврага. Враги же, увидев своих поражение, вскоре пришли многими полками, конные и пешие. Городские же люди, мало-помалу отходя, вошли все в город здоровыми и совершенно невредимыми. Архимандрит же и освященный собор, отпев молебны со звоном, благодарственные хвалы воздали всемогущему богу. Брушевский же пан при допросе под пыткой сказал, что подлинно ведут они подкопы под городскую стену и под башни. А под какое место ведут подкопы, того, сказал, не ведает. «А хвалятся-де наши гетманы, что возьмут замок, Сергиев монастырь, и огнем выжгут, а церкви божий до основания разорят, а монахов всякими различными муками замучат, а людей всех побьют, а не взяв монастыря, прочь не отойдут. Хоть и год стоять, или два, или три, а монастырь решили взять и до запустения низложить».

Богоборцы тогда разъярились сильно и начали горожанам сильно досаждать и залегли по ямам и по плотинам прудовым, не давая городским людям ни воды зачерпнуть, ни скота напоить. И была в городе теснота и скорбь великая, и волнение было великое среди осажденных людей.

Воеводы же, посоветовавшись с архимандритом Иоасафом, с братией и со всеми воинскими людьми, повелели в городе под башнями и в нишах стенных копать землю, а троицкому слуге Власу Корсакову делать частые слухи, ибо тот был в этом деле очень искусен. И за это дело взялись. А вне города от Служней слободы повелели глубочайший ров копать. Когда же в начале первого часа дня литва увидела копающих ров, внезапно прискочило ко рву множество пеших литовцев, хорошо вооруженных, и начали они жестоко побивать православных христиан. Из города же прицелены были на то место пушки и пищали многие, и побили литвы много. К тому же из города поспешили многие воинские люди, и множество литовцев побили, и многих живыми взяли, и в город ввели. Литве же не понравились из города частые поминания, и, тыл показав, вспять они возвратились.

О ДОПРОСЕ ПЛЕННЫХ И О ЧИСЛЕ ВОИНСТВА ЛИТОВСКОГО И ИЗМЕННИЧЬЕГО

Воеводы же новопойманных языков повелели пытать и допрашивать, расспрашивая их с пытками о замыслах их и о числе их воинства. Они же сказали, что действительно гетманы их надеются город взять подкопами и упорными приступами. А подкопы повели под башни и под городскую стену уже октября в 12 день. А к какому месту ведут, того они не знают. А командующих панов с Сапегою: князь Константин Вышневецкий, да четыре брата Тышкевичи, пан Талийский, пан Велемовский, пан Козоновский, пан Костовский и других двадцать панов; а ротмистров: Сума, Будило, Стрела и других тридцать ротмистров; а воинских людей: с Сапегою - польские и литовские люди, наемники подольские, гусары русские, прусские, жемоцкие, мазовецкие, а с Лисовским - дворяне и дети боярские из многих разных городов, татар много, и казаки запорожские, казаки донские, волжские, северские, астраханские. И всего войска с Сапегою и с Лисовским - до тридцати тысяч, кроме черни и пленных.

О ПОБИЕНИИ ГОРОДСКИХ ЛЮДЕЙ И ОБ УЖАСЕ ВЕЛИКОМ В ГОРОДЕ

Месяца ноября в 1 день, на память святых бессеребреников Козьмы и Дамиана, во втором часу дня, из города устроили вылазку конными и пешими людьми на литовских людей. Бог же попустил грехов ради наших, и потому расхрабрились на нас враги и многих городских людей побили и поранили, постаравшихся положить головы свои за святую православную веру и за обитель преподобного отца нашего чудотворца Сергия. И в том бою убили почтенного слугу Копоса Лодыгина из пушки, и дал ему бог в иноческом чину преставиться. Тогда же на вылазке грехов ради наших побили и поранили троицких всяких людей сто девяносто человек, да в плен взяли в подкопном рве старца священника Левкию, да трех служилых людей, да московского стрельца, да двух клементьевских крестьянских детей.

Архимандрит же раненых постричь повелел, и, причастившись тела и крови Христа, бога нашего, они преставились в вечные обители. И погребли их с честью, соборно отпев над ними надгробные песни. А живых раненых лечить повелел и содержать за счет монастырской казны. Еретическое же исчадие и изменники русские страшней прежнего нападали на город. Тогда были в городе у всех православных христиан скорбь великая, плач великий и ужас из-за подкопов, потому что слух в уши всех людей разошелся, что ведут литовские люди подкопы, а они того допытаться не могут, под которую стену или башню ведут. И так все смерть свою, каждый перед своими глазами, видел, и все, прибегая к церкви живоначальной Троицы и к цельбоносным мощам горячих заступников наших великих чудотворцев Сергия и Никона, все на покаяние к богу обратились, исповедуясь господу и отцам своим духовным. Некоторые же, причастившись тела и крови господних, к смерти готовились. < ... >

О СТРЕЛЬБЕ ПО ГОРОДУ НОЯБРЯ В 8 ДЕНЬ

Того же месяца в 8 день на праздник собора святого архистратига Михаила. День тот прошел в плаче и сетованиях, потому что уже минуло тридцать дней и тридцать ночей, как беспрестанно со всех сторон из-за всех туров из шестидесяти трех пищалей били по городу и из верховых орудий.

В тот же день шел в церковь святой Троицы клирик Корнилий, и внезапно прилетело ядро пушечное и оторвало ему правую ногу по колено, и внесли его в притвор. И после божественной литургии причастился он животворящих тайн Христовых и сказал архимандриту: «Вот, отец, господь бог чрез архистратига своего Михаила отомстит кровь православных христиан». И, это сказав, старец Корнилий преставился. Да в тот же день убило из пушки старицу - оторвало руку правую с плечом.

Воеводы же и все осажденные люди в городе, избрав старцев добрых и воинских людей, которым идти на вылазку и на подкопные рвы, разделили войско и поставили отрядам задачи. В день же Михаила-архистратига пели вечерню, и все бывшие в обители люди с воплем и рыданьем, бия себя в грудь, просили милости у всещедрого бога, и руки воздевали вверх, и на небо взирали и взывали: «Господи, спаси нас, погибающих, быстро поспеши и избавь нас от погибели этой имени твоего ради святого. И не предай достояния твоего в руки скверным этим кровопийцам!»

Враги же святой Троицы делом своим коварно промышляли о захвате города и беспрестанно стреляли из многих пушек и пищалей. Во время псалмопения внезапно ядро ударило в большой колокол, влетело в алтарное окно святой Троицы, пробило в деисусе у образа архистратига Михаила доску подле правого крыла, и, ударившись вскользь по столпу, а затем в стену, отскочило то ядро в насвечник перед образом святой живоначальной троицы, ранило священника, и отлетев в левый крылос, развалилось. В то же время другое ядро пробило железные двери с южной стороны у церкви живоначальной Троицы и пробило доску местного образа великого чудотворца Николы выше левого плеча подле венца; за иконой же ядра не оказалось.

И тогда в церкви святой Троицы напал страх великий на всех предстоящих людей, и все заволновались. И полит был пол церковный слезами, и пение замедлялось от множества плача. И воздевали все руки вверх и к пребезначальной троице и к пречистой богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону и молили о помощи и заступлении от врагов. Во время же пения стихир архимандрит Иоасаф в великой печали и сетовании погружен был в легкое забытье, и вот видит великого архистратига Михаила; лицо же его, как свет, сияло, в руке своей он держал скипетр и говорил противникам: «О враги лютеране! Вот ваша, беззаконники, дерзость и до моего образа дошла. Всесильный же бог воздаст вам вскоре отмщение». И это сказав, святой стал невидим. Архимандрит же поведал об этом видении всей братии. И облеклись они в священные ризы и пели молебны всесильному богу и архистратигу Михаилу. В Терентьевской же роще была у них пищаль страшная очень, называемая Трещера. Воеводы же повелели стрелять на Терентьевскую гору по литовским орудиям из башни Водяных ворот. Ударили по их большой пищали Трещере и разбили у ней пороховницу. Также и от Святых ворот с Красной башни ударили по той же пищали и разбили у нее устье. И видевшие это из Троицкого города бывшие там люди благодарили бога, что разрушил злое то орудие. < ... >

О ВЫЛАЗКЕ, ОБ ОБНАРУЖЕНИИ ПОДКОПОВ И ОБ ИХ РАЗРУШЕНИИ

Воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей, составив полки для вылазки, пришли в церковь святой живоначальной Троицы, осеняя себя крестным знамением перед чудотворным образом и цельбоносными мощами преподобного отца нашего Сергия Чудотворца. И придя к потайным воротам, приказали выходить по нескольку человек и укрываться во рву. В то же время с Пивного двора вышли воеводами старшины туляне Иван Есипов и Сила Марин, да Юрий Редриков, переяславец, со своими сотнями и податными людьми на Луковый огород и на плотину Красного пруда. Также и из Конюшенных ворот вышли со многими знаменами старшины-дворяне: Иван Ходырев, олексинец, Иван Болоховский, владимирец, переяславцы Борис Зубов, Афанасий Редриков и другие сотники с сотнями, а с ними и старцы троицкие во всех полках.

И когда начали из города выходить за три часа до рассвета, вдруг нашли темные облака, и небо необыкновенно помрачнело, и настала такая тьма, что и человека не было видно. Такое господь бог устроил тогда своими неизреченными судьбами.

Люди же, выйдя из города, приготовились к бою. И вдруг поднялась великая буря и прогнала мрак и темные облака и очистила воздух, и стало светло. И когда ударили в осадные колокола трижды, - ибо так было приказано им дать знак, - Иван Ходырев с товарищами, призвав на помощь святую троицу и выкрикнув многими голосами как боевой клич Сергиево имя, все вместе дерзко и мужественно напали на литовских людей. И они, услышав тот боевой клич, тут же смешались и, гневом божиим гонимые, побежали.

В то же время от Святых ворот старшина Иван Внуков с товарищами и со всеми людьми, пойдя против подкопов на литовских людей, издал тот же боевой клич и сбил литву и казаков под гору в Нижний монастырь и за мельницу. А Иван Есипов с товарищами своим полком бился с литвою по Московской дороге по плотине Красного пруда до Волокуши-горы. Старцы же Сергиева монастыря, находясь в полках, бьющихся с литвою, укрепляли людей, чтобы не ослабевали в делах. И так все расхрабрились и бились крепко, говоря друг другу: «Умрем, братья, за веру христианскую!»

И благодатью божиею тогда нашли устье подкопа. Вскочили тогда в глубь подкопа ради совершаемого дела крестьяне клементьевские Никон, называемый Шилов, да Слота; и, зажег-ши в подкопе кизяк и смолу, заткнулч устье подкопа и взорвали подкоп. Слота же и Никон тут же в подкопе сгорели. < ... >

О ВЫЛАЗКЕ НА ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ СТОРОЖЕЙ

В один из тех дней, когда еще в городе Троицкого Сергиева монастыря было множество храбро боровшегося против врагов воинства, на рассвете воскресного дня была великая мгла в зимнее время. Воеводы же снова устроили вылазку на заставы литовские, в Благовещенский овраг и на Нагорную заставу к Благовещенскому лесу, а некоторых людей послали к Нагорному пруду за сады на заставы русских изменников. "Выйдя же, конные люди заставу в Мишутине овраге побили, а вскоре, поспешив на Нагорную заставу, и ее потоптали на Красной горе и до Клементьевского пруда и многих побили. < ... >

Лисовский же стал в долине за горой Волокушей, и к нему пришли вскоре Сапегины конные роты. Он же, лукавый, как змей, метался, думая, как бы позор свой искупить, не ведая, что против силы вышнего ратует.

И тут видит еретик, а с ним многие поляки, что пред полком их ездит старец, держа в руке своей обнаженный меч и сурово им грозя. И затем стал невидим для их глаз.

Гетман же Сапега пришел на Красную гору на троицких людей и стал по всему Клементьевскому полю со всеми своими полками, Лисовский от прихода Сапеги повеселел и захотел совместно с ним одолеть господа бога-вседержителя. И повелел в своем полку в трубы и зурны дуть и в барабаны и литавры бить. И тут же вскоре вместе с Сапегою устремился на Красную гору против всех троицких людей, хотя в один час всех их истребить. И согнали они троицких пеших людей под гору к Пивному двору. И было воистину чудно видеть милость божию к троицкому воинству и заступничество и помощь против врагов по молитвам великих чудотворцев Сергия и Никона. И сотворил Господь преславное чудо тогда. Даже нератные люди стали храбрыми, и не знавшие, и не ведавшие никогда обычаев ратных - и те исполинской силой препоясались. Один из таких, некий податной человек из села Молокова, крестьянин, называемый Суетою, великий ростом и очень сильный, над которым посмеивались всегда из-за его неумения в бою, сказал: «Пусть я умру сегодня, но буду всеми прославлен!» В руках он держал оружие, бердыш. И укрепил господь бог того Суету, и дал ему бесстрашие и храбрость; и он понуждал православных христиан прекратить бегство, говоря: «Не убоимся, братья, врагов божиих, но станем с оружием твердо против них!» И сек бердышом своим врагов с обеих сторон, удерживая полк Александра Лисовского; и никто ему противостать не мог. Он быстро, как рысь, скакал и многих тогда вооруженных и в броне поразил. Многие же крепкие воины встали против него, чтобы отомстить за позор, и жестоко на него наступали. Суета же сек по обе стороны; не выдавая его, пешие люди, прекратив бегство, укрепились за надолбами.

Беззаконный же Лисовский совался и туда и сюда, где бы какое зло сотворить. И повернул окаянный от того места вдоль по горе Красной к Косому Глиняному оврагу на засадных троицких людей. Бывшие там с монастырским слугою Пименом Тененевым люди стали крепко против врагов на пригорке у рва, бьясь с литовцами и казаками. Увидев же, что троицкого воинства мало, злонравный лютеранин Лисовский бросился свирепо на них, и смешались все люди вместе, и литовские, и троицкие, и был бой великий близ оврага Глиняного. Враги же, боясь засады, начали отбегать. А троицкое воинство, понемногу отходя от литовских людей, скрылось в Косой Глиняный овраг.

Александр же Лисовский хотел при отходе живым взять слугу Пимена Тененева, но Пимен обернулся к Александру и выстрелил ему из лука в лицо, в левую щеку. Свирепый Александр свалился со своего коня. Воины его полка подхватили его и отвезли в Сапегин полк. Троицкое же воинство ударило из множества орудий по ним, и тут побили много литовцев и казаков. Литовцы же, увидев это, быстро обратились в бегство врозь по Клементьевскому полю.

Сердца кровью у многих закипели за Лисовского и, чтобы отомстить за него, снова многие двинулись, как лютые волки, - литовские воеводы князь Юрий Горский, Иван Тишкевич, ротмистр Сума со многими гусарами и наемниками, - и напали на сотника Силу Марина и на троицких слуг, Михаила да Федора Павловых, и на все троицкое воинство. И был бой великий весьма и жестокий. И сломавшие оружие, схватясь друг за друга, ножами резались. Предельно отчаянной была та брань, потому что в троицком воинстве немного было конных, и не броней прикрыты они были, а милостию живоначальной троицы и молитвами великих светил Сергия и Никона. Благодаря помощи их и заступничеству многих вооруженных поляков и литвы они побивали. Слуга же Михайло Павлов, видя, как острие меча князя Юрия Горского пожирает неповинных, перестал биться с прочими, ловя самого воеводу, и убил того князя Юрия Горского, и с конем примчал его под город мертвого. Много тут желавших отомстить поляков погибло из-за тела его, но не отняли его из рук Михайловых.

В том бою многие из литовских людей видели двух старцев, мечущих на них плиты, одним броском многих поражавших, камни же из недр достававших. И не было числа метаниям их. Перебежчики от поляков рассказали об этом в доме чудотворца.

Поляки же, такие потери видя, - что князя Юрия лишились и других своих храбрецов, разрубленными лежащих, гонимые гневом божиим, побежали от троицкого воинства. Так и отошли все полки Сапегины и Лисовского. Троицкое же воинство вошло в обитель с великою победою. < ... >

О СЛУГЕ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ

Расхрабрил тогда великий чудотворец Сергий в осаде сидевшего слугу Ананию Селевина, когда храбрые и крепкие мужи в обители чудотворца одни от острия меча иноверных пали, а другие в городе от < ... > цинги померли. Анания же этот был мужественным: шестнадцать знатных пленников привел он в осажденный город, и никто из сильных поляков и русских изменников не смел приближаться к нему, и издали они пытались убить его из ружей. Все ведь его знали и, оставляя прочих, ополчались против него. И по коню его многие узнавали, ибо столь быстрым был тот конь, что убегал из среды литовских полков и не могли его догнать.

Вдвоем с < ... > немым они часто выходили для боя. Немой-то тот всегда выходил с ним в паре на бой пешим. И они двое с луками роту поляков, копьями вооруженных, вспять обращали. Александр Лисовский однажды увидел этого Ананию среди противников и пошел против него, чтобы его убить. Анания же быстро ударил своего коня, выстрелил Лисовскому из лука в левый висок, прострелил ему ухо и поверг его наземь, а сам ускакал из гущи казачьих полков. Он хорошо стрелял из лука, а также из самопала.

Раз случилось этому Анании, отнимая у поляков чернь в кустарнике, быть отторгнутым двумя ротами от дружины его и бегством спасаться. Немой тогда скрылся среди пней и видел бедствия Анании. У него с собой был лук и большой колчан стрел. Он выскочил, как рысь, и, стреляя по литовцам, отчаянно бился. Литовцы обратились на немого, а тут Анания вырвался к нему, и они стали рядом. И многих поранили они литовцев и коней их и отошли невредимыми, только коня под Ананией ранили.

Поляки только и думали, как бы убить коня под Ананией, ибо знали, что живым его не взять. Когда Анания выходил на бой, то все стреляли в коня. Всего во многих вылазках его конь был ранен шесть раз, а на седьмой убит. И стало Анании тяжелее в бою. А потом и Ананию ранили из пищали в ногу, в большой палец, и раздробили всю плюсну. И опухла у него вся нога, но он бился еще крепко. А через семь дней он был ранен в колено той же ноги. Тогда этот крепкий муж возвратился назад. И отекла его нога до пояса, и через несколько дней он отошел к господу.

О МОСКОВСКОМ СТРЕЛЬЦЕ НЕХОРОШКЕ И О НИКИФОРЕ ШИЛОВЕ

Однажды Александр Лисовский со своим полком напал на вышедших на вылазку людей и пожирал их устами меча, как волк ягнят. В числе же преследуемых был московский стрелец именем Нехорошко, а с ним клементьевский крестьянин Никифор Шилов. И увидев Лисовского, одетого в хороший доспех и держащего в руке копье, разгорелись оба сердцем, но страшились свирепства его. И, взглянув на храм пресвятой Троицы, призывая на помощь великого чудотворца Сергия, они скакнули на своих меринах: Никифор Шилов убил под Лисовским коня, а Нехорошко ударил его копьем в бедро. Они были отняты у казаков троицким воинством и среди многих противников остались невредимыми по молитвам великого чудотворца Сергия. Тот Никифор Шилов и Нехорошко были знаменитыми бойцами: они на многих вылазках отличались, сражаясь крепко. < ... >

О ВТОРОМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ

Месяца мая в 27 день опять в таборах Сапегиных и Лисовского был большой шум от многих труб и длился до полудня. С полудня же начали литовские люди подъезжать к городу, рассматривая стены и часто озираясь. И тут же начали готовить места, где поставить пушки и пищали. И, скача на своих лошадях, махали мечами своими в сторону города, как будто грозя. К вечеру же начали многие конные люди со знаменами скакать по всем полям Клементьевским. Потом и Сапега вышел со многими вооруженными полками и снова скрылся в своих таборах.

Остатки же троицкого воинства, видя, как те коварно посматривают на город, уразумели их злой замысел, чреватый пролитием крови, и поняли, что быть приступу. И стали готовиться к бою. Было же их числом мало. И готовили они на стенах вар с нечистотами, смолу, камни и прочее, что тогда годилось, припасали, и подошвенные бойницы очистили.

И когда уже настал вечер, окаянные литовские люди и русские изменники, захотели, хитря, к стенам города подобраться втайне, ползком, как змеи по земле, и молча, таща за собой приспособления для приступа: рубленые щиты, лестницы, туры и стенобитные орудия. Городские же люди все, мужского пола и женского, вышли на стены и тоже затаились, ожидая приступа.

И вдруг с Красной горы загремело из верхних огненных орудий. И тогда, закричав, все множество литовских людей и русских изменников устремилось на город со всех сторон с лестницами, щитами, турусами и иными средствами стенобитными. И заиграв во многие трубы, начали приступ города всеми силами, всякими способами и средствами. Рассчитывали ведь окаянные за один час захватить город, ибо знали, что в городе очень мало людей, да и те немощны, и потому всеми силами налегли на город.

Но троицкое воинство, подкрепляемое божьей благодатью, билось крепко и мужественно. Литовцы старались скорее взойти на город и придвинули щиты на колесах и множество лестниц, и прилагали все усилия приставить их и взобраться на стены. Христолюбивое же воинство и все городские люди не давали им придвинуть щиты и турусы и лестницы прислонять, стреляя из многих пушек и пищалей подошвенного боя, коля в окна, меча камни и лия вар с нечистотами, и серу, и смолу, зажигая, они метали, и известью засыпали скверные их глаза. И так бились всю ночь.

Архимандрит же Иоасаф со всем освященным собором вошел в храм пресвятой Троицы, молясь всещедрому в троице славимому богу, пресвятой богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону об избавлении города и о помощи против врагов.

Когда же настал день, увидели окаянные, что не преуспели ни в чем, только множество своих погубили, и начали с позором отступать от города. Городские же люди тут же отворили город, а некоторые, со стен соскочив, устроили вылазку на остававшихся тут литовских людей у стенобитных своих приспособлений. Иные же во рвах бродили и не могли выйти. И таким образом многих побили, а живыми взяли панов и русских изменников тридцать человек. И повелели им жернова крутить; так и работали они на братию и на все троицкое воинство вплоть до ухода врагов от города. И так милостью пребезначальной троицы, заступничеством пречистой богоматери и молитв ради великих чудотворцев Сергия и Никона побили тогда множество шедших на приступ людей; а турусы их, щиты, лестницы и прочие приспособления, взяв, внесли в город. Сами же все здоровыми отошли, победителями над врагами оказавшись. < ... >

О ТРЕТЬЕМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ И ОБ ОБМАНЕ ТРОИЦКИХ СИДЕЛЬЦЕВ

Ждали сидевшие в Троицком Сергиеве монастыре в осаде князя Михаила Васильевича Скопина. < ... >

О ПРИХОДЕ В ОБИТЕЛЬ ДАВЫДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДЬМИ < ... >

Услышали в Троицком Сергиеве монастыре, что князь Михаил изгнал из Переяславля литву и русских изменников, вымостил трупами нечестивых пути вплоть до Александровской слободы и имеет доброе намерение пути кровавые высушить. И архимандрит Иоасаф, иноки, воеводы и прочие сидельцы послали к князю Михаилу Васильевичу от дома чудотворца просьбу с молением о помощи, потому что оставшиеся люди изнемогли.

И послан был от князя Михаила воевода Давыд Жеребцов, а с ним шестьсот мужей, отборных воинов, и триста им прислуживающих. По молитвам чудотворца, они прошли никем не задержанными, - ни дозорами, ни стражей не были они замечены, и налегке всех минули быстро. < ... >

О ПОМОЩИ ЧУДОТВОРЦА В РИСКОВАННЫХ ВЫЛАЗКАХ

Удивительно это всегда происходило, когда раньше сидели люди в осаде в Троицком Сергиевом монастыре, еще до прихода Давыда Жеребцова, когда они выходили на бой с супостатами: когда соберутся люди и подготовятся с великим вниманием, то не всегда успешным оказывался выход; если же с какой-то уверенностью выйдут, то и пагуба бывала. Похвальное же если что делалось, то не подготовкой, но последней простотой. Удивления эти рассказы достойны.

Когда видели люди противников где-нибудь стоящих и уверенно и храбро действующих, или близ стен беснующихся, то, удерживаемые воеводами, чтобы не погибали понапрасну, не имея возможности выйти, друг на друга взглядывали, сердцами терзаясь. И, придумывая каждый себе нужду и потребность, у приставленных над ними отпрашивались: одни за травой, другие за водой, иные дров добыть, иные коренья выкопать, кто веники нарезать, а кто и подальше отпрашивался - к колодцу чудотворца, воды для исцеления зачерпнуть. Поляки же, радуясь такой несогласованности, как псы на зайцев, отовсюду нападали, и начиналось кровопролитие во многих местах: ибо не по десять или двадцать, но по пять, по три и по два, порознь бродя, смерти искали. Против же врагов, когда те подходили к ним, вместе они ополчались. И не ради чести выходившие достойными чести победителями оказывались. Спасителя же нашего защитой в таковом смирении никто никогда не погиб, но все до одного невредимыми возвращались в дом преподобного. Давыд же Жеребцов, когда пришел и увидел, сколь попросту поступают выходящие на вылазки, обругав их хорошенько, отослал их прочь, повелев не выходить с ним в бой. Будучи уверен в своем отборном воинстве, хорошо вооружившись, вышел он переведаться с раздражающими. Столкнувшись же с супостатами, оказавшись одолеваем, со срамом он побежал, вместо победного пота слезами облившись. Оружный - как без оружия бежал. По малом же времени, еще дыша рвением, вышел он, чтобы отомстить. Простецы сказали ему на пути: «Мы, государь боярин, прося перед этим у чудотворца Сергия помощи, со слабым вооружением выходили, потому что недостает его у нас, как овцы выходили, а пастух наш сам о нас заботился и не погубил нас никогда». Давыд же, с гневом подняв глаза на говорящих, вышел к врагам на бой. Когда же сошлись противники и начался бой, замечают простецы, что у храброго и мудрого мужа нет удачи, но из-за его запрета не смеют помощь ему подать. Видя же, что порублены будут кедры в дубраве, и, не дожидаясь гибели своей надежды, по своему простому обычаю немощные бросились в бой и спасли мудрых от рук лукавых. Гордецы же с тех пор называли немощных и бедных не овцами, но львами, и не сиротами, но господами и вместе с собой за трапезу их сажают. И оставляют немецкую мудрость, а принимают покрываемых преподобным безрассудность. И, простыми став, забыли, как убегать, но привыкли славно врагов гонять.

О ПРИХОДЕ ГРИГОРИЯ ВАЛУЕВА

Месяца января в 1 день, в четвертом часу ночи пришел из Александровской слободы от князя Михаила Васильевича в Троицкий Сергиев монастырь воевода Григорий Валуев, а с ним отборных воинов пятьсот храбрых мужей, и все с оружием. Они пришли переведаться с литовскими людьми и русскими изменниками и войско их смести. Когда же стало рассветать, соединившись с Давыдом и с троицкими сидельцами, храбро вышли из города и смело напали на польские и литовские роты. И втоптали они их в Сапегины таборы, и станы их около таборов зажгли. И милостью пребезначальной троицы литовских людей многих они побили и пленными взяли. Сапега же и Лисовский со всеми своими полками вышли против них, и произошел между ними великий бой на Клементьевском поле, на Келареве пруде, на Волокуше и на Красной горе. И, долго дравшись, многие с обеих сторон испили смертную чашу, но больше погибло из полка еретического. И разошлись они. И проведя тот день в обители чудотворца, выполнив приказанное им, присланные вновь возвратились к князю Михаилу Васильевичу. На польских же и литовских людей и на русских изменников великий страх тогда напал, и они пребывали в недоумении, как сказали оставшиеся после них.

О ПОБЕГЕ ГЕТМАНА САПЕГИ И ЛИСОВСКОГО

И января в 12 день гетман Сапега и Лисовский со всеми польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем не гонимые, только десницей божией. В таком ужасе они бежали, что и друг друга не ждали, и запасы свои бросали. И великое богатство многие после них на дорогах находили - не худшие вещи, но и золото, и серебро, и дорогие одежды, и коней. Некоторые не могли убежать и возвращались назад и, в лесах поскитавшись, приходили в обитель к чудотворцу, прося милости душам своим, и рассказывали, что, дескать, «многие из нас видели два очень больших полка, гнавшихся за нами даже до Дмитрова». Все этому удивлялись, так как от обители не было за ними никакой погони. < ... >

По отшествии же сынов беззаконных, переждав восемь дней, послали из обители чудотворца к царствующему граду, к государю, старца Макария Куровского со святой водой, января в 20 день. < ... >

Текст воспроизведен по изданию: Воинские повести Древней Руси. Л. Лениздат. 1985

Авраамий Палицын (в мире Аверкий Иванович) – келарь Троице-Сергиева монастыря, автор «Сказания об осаде Троицкого монастыря поляками ». Родился в середине XVI века в селе Протасьеве, близ Ростова, умер 13 сентября 1627 г. Авраамий происходил из древнего дворянского рода Палицыных, вышедших в 1373 г. из Литвы. В молодости он не получил правильного образования («училища николиже видех»), но позже, уже иноком, восполнил недостаток образования усердным чтением книг разнообразного содержания, хранившихся в библиотеках Соловецкого и Троицкого монастырей; современники (Арсений Глухой) отзывались о нем, как о человеке, очень образованном. Поступив на царскую службу, Палицын подвергся в 1588 г. опале, причём имение его было отобрано в казну. Можно думать, что опала Авраамия стояла в связи с опалою в 1587 г. Шуйских от Бориса Годунова , но достоверные подробности неизвестны. Сосланный в Соловецкий монастырь, он жил в нем «на своем обещании» и, по-видимому, принял постриг добровольно. Последнее обезоруживало Палицына, как политического противника Годунова, и в 1594 г. Авраамий, вместе с другими соловецкими иноками, был переведен в Троице-Сергиев монастырь. Это было знаком особого благоволения к опальному и показывало, что Годунов примирился с ним. На перевод Авраамия повлияло еще и то обстоятельство, что Борис хотел пополнить Сергиеву обитель иноками строгой монашеской жизни, чтобы восстановить прежнее благочестие, на исчезновение которого жаловался еще Иван Грозный : значит, Авраамий уже успел заявить себя с этой стороны.

В 1600 г. с Палицына была окончательно снята опала и не вполне законно, как монаху, возвращена часть конфискованного имения. В следующем году он был послан с поручением в Богородицкий Свияжский монастырь (позже – в Казанской губернии), зависевший от Троицкой Лавры. Здесь он является уже «старцем», т. е. старшим из монастырских братий. Около 1608 г. Авраамий возвращается в лавру и занимает ответственную и важную в то время должность келаря, которая сосредоточивала в себе все нити вотчинно-монастырского управления; келарь же был непосредственным помощником архимандрита. Есть основание думать, что назначение способного и деятельного Палицына на эту должность не обошлось без непосредственного влияния Василия Шуйского , с воцарением которого начал возвышаться и пользоваться царскими милостями Авраамий. Сделавшись келарем лавры и придя в силу этого в соприкосновение со многими представителями гражданской власти и даже непосредственно с царем, которому лавра была специально подчинена, Авраамий естественно должен был выступить из числа обыкновенных монахов и занять место в рядах представителей духовенства. Начавшаяся вслед за тем Смута и особенно осада лавры поляками выдвинули Авраамия на арену политической деятельности, где он проявил свои замечательные административные способности и связал свое имя с одной из достопамятнейших страниц русской истории.

Авраамий Палицын на памятнике «1000-летие России» в Новгороде

Для удобства управления обширными монастырскими вотчинами Авраамий Палицын жил в Москве и, когда началась осада лавры Сапегой , выступил ходатаем за осажденных иноков пред царем, который медлил помощью и долгое время верил официальным донесениям, что в монастыре все обстоит благополучно. В то же время, зорко следя за тем, что делалось в обители, и получив известие, что там началась эпидемия и замышляется измена, Авраамий пишет инокам грамоту, чтобы они «помнили крестное целование, стояли бы против иноверных крепко и непоколебимо, жили бы неоплошно, береглися бы накрепко от литовских людей». Палицын распространил сферу своего влияния на патриарха Гермогена и бояр и не раз, как это было в вопросе о продаже монастырского хлеба, когда Тушинский самозванец отрезал подвоз припасов, приходил Шуйскому на помощь своим авторитетом духовного сановника и являлся ближайшим советником царя.

Перевезенцев С. В.

Авраамий Палицын (в миру - Аверкий Иванович сын Палицын) (ок. 1550 –1626) - один из самых известных церковно-политических деятелей и писателей XVII столетия.

Родом он был из детей боярских Московского уезда, из старинной служилой дворянской семьи. Ее родоначальником считался воевода Иван Микулаевич, выехавший на Русь из Литвы в 1378 г. и получивший среди москвитян прозвище "Палица", так как в бою предпочитал биться своим излюбленным видом оружия - железной палицей весом в полтора пуда.

К началу 90-х годов XVI века Аверкий Палицын достиг чина воеводы, был "государевым посланником" на Русском Севере, участвовал в отражении набега крымцев. В 1587–1588 гг. по неизвестным причинам подвергся опале со стороны Бориса Годунова, был сослан, а его имущество конфисковали. Не ранее 1597 г. он принимает монашеский постриг в Соловецком монастыре под именем Авраамия. В 1602 г. стал келарем (экономом) Соловецкого монастыря. В 1608 году Авраамий Палицын становится келарем Троице-Сергиева монастыря и, фактически, вторым лицом в монастырской иерархии после архимандрита. Сам монастырь в то время был очень богат, поэтому келарь Авраамий приобретает значительное политическое и экономическое влияние на царя Василия Шуйского. Во время осады Троице-Сергиева монастыря польско-литовскими войсками в сентябре 1608 - январе 1610 гг. Авраамий Палицын, по распоряжению царя, находился в Москве. Здесь он, с одной стороны, добивался царской помощи для осажденных в монастыре, а, с другой стороны, помогал продовольственному снабжению самой Москвы, неоднократно сбивая спекулятивные цены на хлеб. В 1611 году Авраамий Палицын находился в Смоленске и принимал участие в переговорах с польским королем Сигизмундом, но вскоре вернулся в Троицу и, вместе с тогдашним троицким архимандритом Дионисием стал соавтором патриотических посланий, побуждавших русский народ бороться с польскими захватчиками. Эти грамоты оказали значительное влияние на общие национально-освободительные настроения в России, в частности, став одним из побудительных мотивов к формированию войск народного ополчения. Активно содействовал примирению и объединению разных ополченских формирований. Действенную помощь оказывал Авраамий Палицын и народному ополчению под командованием Минина и Пожарского, освободившему Москву. В 1613 г. принял участие в Земском соборе, на котором решался вопрос об избрание нового русского царя. Подпись Авраамия Палицына стоит под "Грамотой утвержденной" об избрании на царство Михаила Романова. В 1613 - 1618 гг. деятельно занимался восстановлением

Троице-Сергиевой обители и монастырского хозяйства. В 1618 г. в течение года возглавлял монастырь. Летом 1620 г. Авраамий оставил обитель и последние восемь лет жизни он провел в Соловецком монастыре, где скончался и был похоронен.

Авраамий Палицын - автор нескольких посланий, а также выдающегося в художественном отношении произведения о Смуте - "История в память предьидущим родом" (состоит из 77 глав), крайне популярного в последующие времена (известно 226 ее списков XVII-XIX вв.). В первых главах этого сочинения (1 - 6) излагаются события от смерти Ивана Грозного до начала правления Василия Шуйского. Основную часть всей "Истории" составляет описание осады Троице-Сергиевой обители - с 7 по 56 главы (первая редакция). Собственно говоря, именно прославление монастыря и подвига его защитников, спасших обитель от разорения, и составляло главную задачу всего труда Авраамия Палицына. Именно эти главы и стали наиболее популярны и наиболее читаемы в России под названием "Сказание Авраамия Палицына". В главах с 57-й по 77-ю рассказывается о разорении и освобождении Москвы, об избрании на престол Михаила Федоровича и о вторжении польского королевича Владислава. По мнению исследователей, главы о Троицкой осаде появились не позднее 1617 г., а начальные и заключительные главы - в 1618–1619 гг. Находясь в Соловецком монастыре, Авраамий составил вторую редакцию своего сочинения, которая известна в трех списках.

В первых главах своего сочинения Авраамий Палицын подробно анализирует причины Смуты, толкуемые им как грехи русских людей перед Господом. В частности, первым грехом, по его мнению, стало убийство Борисом Годуновым молодого царевича Димитрия. Главный же грех, - "всего мира безумное молчание", - трактуется Авраамием Палицыным как подавление общественной инициативы, обернувшееся своеобразным социальным эгоизмом. Ведь в решающий момент, оставшись без законного царя, "безумно молчащее" русское общество не смогло достойно перенести это испытание и распалось на отдельные противоборствующие группы, руководимые своекорыстными интересами. В итоге, государство пришло в упадок, а безначальная русская земля "побрела розно". В этом и заключалась суть Божиего наказания, допустившего то, что Россия впала в пучину "самовластия" - "И сего ради попусти ны в самовластии быти".

Но наибольшее внимание автор уделяет истории Троицкой осады. Как известно, Троицкая обитель еще с конца XIV столетия почиталась на Руси своего рода главным духовным центром, оплотом Божией благодати, а основатель монастыря преподобный Сергий Радонежский рассматривался как один из основных небесных заступников за Русскую землю. Стоит напомнить, что именно Сергию Радонежскому было дано первое на Руси видение Богородицы, которая обещала преподобному Свое покровительство монастырю.

В период Смуты религиозно-мистическое значение Троицкой обители возросло еще более существенно. За осадой монастыря, продолжавшейся почти полтора года, с тревогой и надеждой следила вся Россия. Сами сражения под стенами обители рассматривалась как один из символических моментов борьбы между добром и злом. Ведь падение Троице-Сергиевого монастыря для религиозно-мифологического сознания русских людей той поры было равнозначно исхождению благодати от Русской земли, - если Богородица отступилась от монастыря, а преподобный Сергий не может вымолить ее заступничества за свою обитель, значит и Сам Господь отвернулся от России. Таким образом, защита Троице-Сергиевого монастыря приобретало общенациональное значение.

Свидетельством того, что Господь продолжает заботиться о монастыре, а значит и обо всей России, стали многочисленные чудесные видения, происходившие во время осады. Б.В. Кузнецов подсчитал, что по разным источникам можно найти, как минимум, 23 оригинальных сообщения о видениях в Троицком монастыре во время осады. Основная часть этих сообщений, - 18 рассказов, - находится в "Сказании Авраамия Палицына".

Собственно говоря, целью Авраамия Палицына и было то, чтобы показать своим читателям, как божественные силы являли свою поддержку обители в трудные для нее времена. Поэтому в описание тех или иных событий, происходивших в монастыре, Палицын органично включает и записи свидетельств о чудесных видениях. Причем видений удостаивались как защитники монастыря, так и осаждавшие. Первые всячески ободрялись явившимися к ним святыми, вторые же, наоборот, слышали в свой адрес грозные пророчества.

Центральной фигурой видений был, конечно же, преподобный Сергий Радонежский. Именно преподобный Сергий выступает своего рода организующим началом для других русских святых, приводя их с собой, побуждая к молитве за спасения монастыря. Так, вместе с Сергием несколько раз являлся его ученик Никон, ставший игуменом Троицкого монастыря за полгода до смерти самого основателя. Приводит Сергий и других бывших иноков - Михея, Варфоломея, Наума (Михей - это инок, который был свидетелем явления Сергию Богородицы; Варфоломей и Наум по другим источникам неизвестны). Обращается преподобный Сергий и к московским чудотворцам, с просьбой о молитве за монастырь. В одном же случае Сергий превращается в грозного начальника, - он распекает святого Серапиона Новгородского за неучастие в общей молитве святых Господу и Богородице, после чего Серапион раскаялся и вознес усердную молитву: "Отче Серапионе, почто умедлилъ еси принести моление ко всесилному Богу и Пречистей Богородицы?"

Согласно "Сказанию Авраамия Палицына" цели явлений святых были разнообразны. Например, одного из важнейших видений был удостоен тогдашний архимандрит монастыря Иоасаф. Усердно молящийся перед иконой Богородицы, он, оказавшись в "тонком сне", узрел преподобного Сергия, поведавшего о том, что Божия Матерь продолжает оберегать обитель: "… Предстоит бо и молится Богу о обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодева Мариа с аггелскими лики и со всеми святыми". В других случаях святые укрепляли волю защитников, ободряли их, предупреждали о возможных атаках противника, подсказывали, как вылечиться от болезней и т.д.

Осаждавшие же крепость войска множество раз были свидетелями различных страшных знамений и чудесных видений. В этом отношении сбывалось "жестокое" пророчество, данное Сергием Радонежским гетману, командующему войсками: "Молбу на вас, злодеевъ, сотворю вышнему Царю, и во веки осуждени будете мучитися в геонских муках".

Ополчался на осаждавших монастырь не только Сергий, но и архангел Михаил. После того, как во время обстрела был поврежден образ архангела Михаила, он явился архимандриту, "лицо его, как свет, сияло, в руке он держал скипетр" и говорил он противникам: "О врази лютори! Се ваша, беззаконницы, дерзость и до моего образа доиде. Всесилный же Богъ воздастъ вам въскоре отмщение". Стоит напомнить, что архангел Михаил считается предводителем ангельского воинства, архистратигом. Это самый грозная фигура в православной символике, самый "опасный" представитель небесных сил. К нему за помощью старались обращаться в случае крайней нужды. И в данном случае явление и обещание архистратига Михаила несомненно внушало большие надежды защитникам обители.

Между прочим, на следующий день после угрозы архангела Михаила многие видели, как во главе отряда защитников монастыря оказался небесный всадник - "лице же его, яко солнце, конь же под ним, яко молния блистаяся". Этот всадник помог захватить вражеские орудия, после чего исчез. А вскоре осаждавшие крепость видели под стенами старца на коне, который грозил им обнаженным мечом, а потом тоже исчез.

Реакция, как защитников монастыря, так и осаждавших его, на все эти видения была различна. Защитники монастыря в большинстве случаев к видениям прислушивались, - служили молебны, исполняли указания. Впрочем, иногда, и смеялись. Осаждавшие монастырь тоже в иных случаях реагировали на угрозы, - переходили на сторону защитников, уводили войска из-под стен обители. В других случаях, реакции не было никакой.

Чудесные видения, несомненно, сыграли немаловажную роль в защите Троице-Сергиевой обители, укрепляя дух ее защитников и являя им, и всей России, примеры Божиего покровительства. В свою очередь, защитники монастыря с честью выдержали осаду, укрепив соотечественников и вселив в их сердца надежду на общую победу. Ибо спасение Троице-Сергиевой обители означало самое главное, - Божия благодать продолжала сохраняться и над монастырем, и над всей Россией. Поэтому можно сказать, что Троицкие видения несомненно имели общенациональное значение.